Преподобномученицы Аносинские Дария и Татиана.
Книга. Ставропигиальный Борисо-Глебский Аносин женский монастырь. 2011 год. сс.3-12.
Жизнеописание преподобномученицы Дарии (Зайцевой).
Преподобномученица Дария родилась в 1870 году в селе Богослово Рязанской губернии в семье крестьянина Петра Зайцева. С детства возлюбив Господа, она в ранней юности решила удалиться от мира с его соблазнами и лукавством и служить своему Небесному Жениху. Девятнадцати лет ушла она в Борисоглебский женский Аносин монастырь в 30 верстах от Москвы, в 15 верстах от Звенигорода, на реке Истре, где подвизалась до самого закрытия обители советской властью в 1928 году. Неизвестно с достоверностью, что побудило Дарью выбрать для жительства именно этот монастырь, но к тому времени Аносина пустынь была процветающей, образцовой общежительной пустынью как по укладу жизни, так и по духовным своим достижениям. Обитель славилась прежде всего своим подвижничеством. Ее монахини нередко становились настоятельницами других монастырей и общин. Многие известные духовники направляли своих духовных чад в Аносино, зная, что именно там они получат помощь в монашеском подвиге и духовное окормление. Вообще Аносинский монастырь часто называли «женской Оптиной пустынью»: здесь также было развито старчество- традиция духовного окормления монашествующих , особенно новоначальных сестер. Каждая из них вручалась опытной монахине – старице, и отношения между ними строились на взаимном доверии, без чего невозможно стяжать смирение и послушание – начало всех других христианских добродетелей.
Обитель в Аносино, удаленная от человеческого жилья и мирской суеты, была пустынью не только по названию. По территории монастыря никто из посторонних вообще не ходил, даже с родственниками сестры могли встречаться лишь за оградой монастыря — в гостинице. По уставу в обители не допускалось наемного труда. Все работы, вплоть до изготовления обучи, сестры выполняли самостоятельно. При этом запрещалось ходить в мир «за сбором» (то есть за милостыней на нужды монастыря). Труда в монастыре было много, но столько, чтобы он не препятствовал молитве. Уставные, долгие службы начинались глубокой ночью. Келейно же сестры упражнялись в молитве Иисусовой. Дабы ничто не отвлекало сестер от внутреннего делания, в кельях не было даже освещения (кроме лампадки перед иконами).Общежительный устав избавлял насельниц от излишних попечений и вместе с тем приучал к смирению и нестяжательности. По кельям не позволялось иметь ничего лишнего , только самое необходимое, никто ничего не мог получить от мира.
Люди, опытные в духовной жизни, давно заметили, что для монаха чрезвычайно важен период новоначалия, ибо направление, полученное при начале пути, накладывает отпечаток на весь дальнейший путь подвижника и его духовное устроение. В те годы, когда Дарья пришла в Аносино, настоятельницей монастыря уже в течение пяти лет была игуменья Иоанна, почитаемая за свою строгую подвижнеческую жизнь, молитвенность, духовную мудрость, ревностную любовь к уставным богослужениям. Как настоятельница игуменья Иоанаа была строга. Принимая в обитель сестер, она предупреждала о трудности монастырской жизни и о необходимости полного разрыва с миром, даже брала подписку до смерти безвыходно пребыватьв монастыре, не разрешала никаких поездок и отпусков на родину.
«Большая польза всем,- объясняла она родственникам, приезжавшим просить отпустить к ним инокиню,- если сестра останется в монастыре, всем миром помолимся за болящего или умершего, а выйдя из обители сестра порассеется по миру, прежней уже не вернется». Вела матушка старческое окормление и всемерно заботилась, дабы насельницы обители не проводили времени праздно. В то же время строгость настоятельницы в отношении духовного уклада монастырской жизни не была ни черствостью, ни жестокостью. К сестрам она была милостива, как мать, а они благоговели перед своей игуменией. Сама отличаясь сосредоточенностью и бдительным вниманием к движениям своего сердца, они приучала всегда ходить пред очами Божиими. «С Богом ли ты идешь, душечка?» — таково было неизменное приветствие сестрам этой опытной подвижницы, стяжавшей дар непрестанной молитвы Иисусовой. По свидетельству епископа Арсения (Жадановского), «святое сродство» объединяло ее душу с душой известного старца Зосимовой пустыни схиигумена Германа (Гомзина), который «время от времени проведывал ее с целью поучится монашеству и поутешаться беседою». Игуменья Иоанна стояла во главе монастыря около сорока лет ( 1879-1918-1919?) и преставилась в возрасте 90 лет уже после революции. Естественно, что возвышенное духовное устроение матушки нечувственно передавалось и ее духовным чадам.
До революции 1917 года Борисоглебская Аносинская обитель была процветающей. В ней подвизалось около 180 монахинь и послушниц, хозяйство было хорошо налажено, здесь производили почти все виды сельскохозяйственных работ, занимались вышивкой и другими рукоделиями. Как уже упоминалось, молитвенный и трудовой день в Аносино начинался глубокой ночью. Чередная сестра с билом обходит монастырь, будя сестер к полунощнице. Сестры тихо, одна за другой, молча идут к храму. Входят, делают три поясных поклона Господу, а потом глубокий поклоны сестрам- направо и налево, и сразу идут на свои места. Мантийные монахини стояли на возвышенном с деревянным полом месте, находившемся вдоль стен – от одного придела до другого. Против алтаря у западной стены – место матушки игумении. Рядом с ней по обе стороны стояли казначея и благочинная. Послушницы стояли в передних рядах, за ними- инокини. Схимницы находились у западной стены в углу в левом приделе. Во время служб никто не сходил с места, не разговаривал, не поворачивался по сторонам. Не было такого, чтобы кто-то без причины не пришел или опоздал на службу. Это было невозможно и все сразу заметно, ибо пустовало бы место. Во время службы не полагалось прикладываться к иконам, ставить свечи, раскланиваться или подходить к матушке под благословение в неурочное время – вообще, не допускалось никаких лишних движений в храме, которые бы могли создавать суету, мешали бы сосредоточиться.В церковь сестры ходили в полном облачении.
В отношении монашеского одеяния были заведены очень строгие порядки. С самого основания монастыря по замыслу его первоначальницы игумении Евгении (Мещерской) не полагалось шелковой ил шерстяной одежды, не было ни одной пары галош, которые в начале ХХ века служили скорее признаком состоятельности, нежели служили по своему прямому назначению — круглый год сестры носили кожаные полусапожки, шитые в монастыре, только зимой на выезд в лес выдавали валенки. Ни у кого, даже у матушки игумении, не было шерстяных вязаных кофт или пуховых платков, носили ватные безрукавки и простые черные шали. Во время трапезы сестры сидели не только молча, но даже не поворачивали головы. Слышно бфло лишь чтение поучения. На послушаниях тянули четки, перебирали картошку, яблоки – все молча, каждый молился про себя. Никто не видал сестер праздно стоящих или о чем-то разговаривающих. По чужим кельям ходить не полагалось. Не было слышно в обители недовольного, раздражительного или повелительного тона, вообще громкого голоса, смеха.
В таком благоустроенном монастыре и проходила свой подвижнический путь послушница Дария. Трудилась она на общих послушаниях, особенно часто приходилось ей носить для монастырский нужд воду с реки Истры, протекающей под высоким монастырским холмом по живописной лощине, или из источников, которых множество в окружающем лесу. Многие годы терпеливо и безропотно трудясь на монастырский послушаниях, послушница Дария вела жизнь смиренную, ничем внешне не выделяясь из среды единонравных сестер. Она не домогалась высших должностей и званий, памятуя о том, что не место и не одежда красят человека. Послушница Дария, почти сорок лет работая Господу, служа ему верой и правдой, не унывала и не роптала на то, что старшие, испытывая терпение и кротость этой искренней рабы Божией, медлили постригать ее в иноческий чин. Она твердо помнила сказания древних патериков о том, как, случалось, добросовестные послушники по смерти являлись облаченным в великую схиму, в то время как нерадивые схимники оказывались лишенными ее. Поэтому все внимание усердная послушница старалась уделять внутреннему устроению, чтобы явиться не перед пристрастным и близоруким взором человеческим, но лишь пред очами Отца Небесного- истинным, внутренним монахом, неоскверненно нося свои пустыннические ризы, «в неистлении кроткого и молчаливого духа».
После революции Аносин Борисоглебский монастырь существовал еще десять лет. В 1923 году, уже при большевиках, он отметил свое столетие. Его последняя перед закрытием игумения Алипия (1875 – 1942) в миру Мелания Петровна Таишева, духовная дочь схигумении Фамари (Марджановой), в схиме – Евгения, приняв обитель в цветущем состоянии, всеми силами старалась сохранять монастырский дух и уклад жизни на прежнем высоком уровне. Но притеснения от властей не могли не сказаться: монастырь был обложен тяжелыми налогами. Инокини всегда много работали, но ровно настолько, чтобы обеспечивать себя: устав обители не позволял им иметь ничего лишнего, так как главной в их жизни была молитва. Теперь же, чтобы платить налоги, пришлось расширять хозяйство – стали разводить свиней, стегать одеяла, вязать на специально приобретенных машинах чулки и пуховые вещи на продажу, разводить для этого пуховых кроликов. Питание ухудшилось, сестры стали уставать. Пришлось, не сокращая служб, переносить их с ночного на более удобное утреннее время. Новых сестер из мира стало поступать мало, н о до самого закрытия все еще оставалось около 130 инокинь и послушниц.
Весной 1928 года из Павловской Слободы в монастырь приехали представители власти и потребовали, чтобы через час в трапезной были собраны все сестры. Когда все собрались, приезжие оповестили насельниц, что отныне они будут именоваться не монастырем, а трудовой артелью. Но уже в конце июня приехали снова и арестовали матушку, двух священников и еще четырех сестер. Арестованных повезли в Москву, а остальным приказали через три дня освободить монастырь. Сестры разошлись кто куда, но еще до этого, не ожидаясь их ухода, кельи монахинь заняли местные жители, так что последние дни они ночевали в трапезной на полу.
После закрытия монастыря послушница Дария поселилась в селе Холмы Истринского района, где прислуживала в Знаменской церкви. По воспоминаниям местных жителей, вместе с Дарией прибыли еще две монахини, но вскоре они куда-то ушли, а Дарья прижилась при храме. Жила она в церковной сторожке. В 1934 году ее избрали церковной старостой. Одна из местных жительниц вспоминает, что в те годы ее, восьмилетнюю девочку, мама водила к матушке Дарье, что бы та помолилась и помазала святым маслом больные ножки девочки, ребенок от этого получал облегчение в своей болезни.
2 марта 1938 года послушница Дария была арестована Истринским отделением милиции и заключена в камеру предварительного заключения, а через некоторое время переведена в Таганскую тюрьму в Москве. На следующий день состоялся допрос.
-Дайте показания о вашей контрреволюционной агитации, проводимой вами среди населения Холмы,- потребовал следователь.
— После прихода к власти коммунистов нам, православным, жить стало хуже, стали нас притеснять, закрывать церкви. Пересажали в тюрьму всех священников, диаконов, монашествующих. Вот я приготовила себе вещи и ожидала, когда меня посадят… В 1937 году зимою приходили ко мне в сторожку женщины деревни Холмы, где я вела разговор без всякой на то злобы, что нужно больше молиться Богу и просить, чтобы Бог помог избавиться нам от власти и послал другую. При этой власти стало жить очень тяжело крестьянам и к нам крестьяне в церковь не ходят, забыли Бога. Вот нам и послана такая власть, и в Законе Божием написано. Власть сейчас делает гонения на крестьян и православных, и я умру за Веру и Батюшку Царя…
— Почему вы недовольны существующим строем и проводите контрреволюционную деятельность?
— Недовольная я существующим строем лишь потому, что закрывают церкви и делают гонения на религию и православных, поэтому смириться с существующим строем не могу.
8 марта 1938 года тройка НКВД приговорила послушницу Дарию (Зайцеву) к расстрелу. Послушница Дария была расстреляна 1/14 марта 1938 года на полигоне Бутово под Москвой и погребена в общей могиле. Вскоре был закрыт и разорен и Знаменский храм с. Холмы, ставший родным для матушки Дарьи.
Пронеслись над Святой Русью годы лихолетья, по молитвам новомучеников забрезжили сквозь тучи солнечные лучи, согревая землю, обильно орошенную их святой кровью. В великом сонме новомучеников Российских была прославлена и преподобномученица Дария (Зайцева). В 1992 году возобновилась иноческая жизнь в разоренном Борисоглебском монастыре. За последние годы из руин воссозданы Троицкий храм и приватная церковь Святителя Димитрия Ростовского. Отстраивается церковь Анастасии Узорешительницы. В 2006 году Патриархом Алексием II освящен храм- часовня Святой царицы Тамары, возведенный на кладбище деревни Аносино. Благоустроены сестринские корпуса, при обители устроен приют для девочек, налаживается крепкое монастырское хозяйство. Богослужения в обители совершаются ежедневно: c 6 часов утра – утренние молитвы, полунощница , в 8.00. – Божественная Литургия, в 17.00.- вечернее богослужение. День и ночь читается Неусыпаемая Псалтирь с поминовением о здравии и упокоении православных христиан. Восстанавливается и Знаменская церковь с. Холмы.
«Внимайте убо себе, люди росийстии! – взывает святая Церковь. Пробави бо Господь ныне милость Свою нам: потоцы крове мученик изсякоша, пленения от власти безбожных свободихомся, попрании храмы Божии возставляются. Бежим всемерно приражения греховного, да не паки гнев Божий наведем на ся и не будут нам последняя горша первых» (Стихира «на хвалитех» службы святителю Тихону, Патриарху Московскому).