Журнал ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / №11 (19) 2003
Деревня Холмы, что в Истринском районе, и правда на холме стоит
— вся в цветах и наличниках. Единственная дорога ведет к храму.
Даже заброшенный и разрушенный, он поражал каким-то трагиче-
ским величием в летней деревенской разноголосице. В этом году
окошки в храме засветились — начались службы. Как объяснил
отец Георгий Савочкин, церковь Знамения Богородицы есть ценность
федерального значения.
ПРЯМЫЕ ИНВЕСТИЦИИ / №11 (19) 2003
о б щ е с т в о / ж и в а я р о с с и я
Татьяна БЛАЖНОВА
«Поп и приход»
Мир тесен, деревенский тем более. Я встретилась с настоятелем храма в доме моей бывшей сослуживицы: батюшка у нее внука окрестил, и по сему поводу была трапеза. Улыбчивый тридцатилетний человек, отец троих детей, сидел за столом и очень старался спрятать свой мягкий юмор. Отец Георгий Савочкин (так его звали), как выяснилось, сам вызвался служить здесь. Когда он с благочинным Истринского района отцом Григорием Табаловым пришел к архиерею Можайскому, владыка первым делом
поинтересовался состоянием храма. Узнав же, что храм практически разрушен, спросил отца Георгия, согласен ли он там работать, был ли на месте, видел ли. И опять — точно ли согласен? Тот точно был согласен. В этом году в ледяных развалинах прошла первая служба. 22 церкви ожили в последние годы в районе, а вот Знаменская — последняя. Потому что — парадокс! — помимо духовной, представляет еще и большую культурно-историческую ценность. То есть здесь нужна реставрация, простой ремонт был бы варварством.
Как объяснил отец Георгий (видимо, пытаясь объяснить мне на моем языке), церковь Знамения Богородицы есть ценность федерального значения.
Оказывается, еще в XVI веке село на речке Холминке упоминалось в летописях. Оно было уничтожено в смутное время, когда здесь прошли на Москву поляки и литовцы (участь западной части Подмосковья), потом потоптались и французы, и немцы — они пять раз брали деревню. Лишь в 1643 году село ожило. И сразу же князь Иван Шаховской построил в имении деревянную церковь. Через полвека, уже в 1696 году, на средства новых владельцев села Дмитрия и Якова Головиных и местных жителей был выстроен
каменный храм. Его-то руины и сохранились до наших дней. Ранним нарышкинским барокко называется этот стиль у искусствоведов: белокаменная резьба, три яруса окон. И придел — в честь царевича Димитрия, невинно убиенного. При большом воображении можно представить, как радостно и ярко выглядела та деревенская церковь.
А вот колокольню (она тоже сохранилась) и другой придел, во имя святителя Николая, уже в 1825 году построил знаменитый Осип Иванович Бове, главный архитектор Москвы, после пожара 1812 года, известный по Большому и Малому театрам, Манежу, Театральной площади и Триумфальной арке. Он был женат на вдове героя минувшей войны с Наполеоном. А ей, Авдотье Семеновне, принадлежала деревня. Предание гласит, что она обет такой дала — пристроить к церкви придел и колокольню. Что и сделал ее знаменитый супруг, сумев изящно соединить с нарышкинским барокко модный в то время русский ампир. При этом Осип Иванович позволил себе некоторые архитектурные дерзости: еще один придел — во имя преподобного Сергия — он расположил в самой колокольне, вынеся его алтарь на крышу притвора. Если в этом и есть нарушение, то, по словам отца Георгия, не канона, а традиции.
В 1938 году храм был закрыт, а священник репрессирован. И тут я позволю себе воспроизвести рассказ деревенского старожила тети Кати, Екатерины Леонтьевны, к которой десять лет ходила за молоком. Тот священник, говорили у них в деревне, собрал церковные ценности и замуровал их в стене. И уже после войны приехали в Холмы какие-то бандиты, все въезды-выезды перекрыли, жители сидели по домам и от страха обмирали. Вроде нашли клад и с тем отбыли. Так что отцу Георгию достались ценности исключительно культурного свойства. Тогда же была арестована, прямо в храме, Дарья, староста церкви. Когда в 1928 году в соседней деревне разогнали Борисоглебский монастырь, монахини разбрелись по окрестным
храмам и так служили Господу.
Дарью расстреляли на Бутовском полигоне, а уже в наши дни причислили к лику святых мучеников. А в храме устроили склад. Рядом был пионерский лагерь, а сейчас здесь строятся очаровательные коттеджики. Те, кто добивался разрешения на это строительств, клялись помочь храм поднять и забор подальше отнести. Но так все и стоит. Поэтому больше всего настоятель храма надеется на небесное покровительство новомученицы Дарьи. Ну и, разумеется, на прихожан. Раньше поговорка была: каков поп, таков и приход. Сейчас она явно устарела. Ну чем виноват отец Георгий, что в трех деревнях его прихода постоянно живут лишь тридцать человек!
Причем все деревни окружены дачными поселками старого и нового типа. «Старые» — это вроде нашего кооператива «Полет» или соседнего с нами «Сокола» — участки по шесть соток, выданные когда-то за ударный труд сотрудникам МАИ. Из преуспевающих инженеров и передовых рабочих -умельцев все они за десять лет превратились в нищих пенсионеров.
А «новые» свой поселок поставили за высоким забором, как раз между нашим «Полетом» и деревней. Это люди из очень мощной компании, называть ее отец Георгий категорически мне не велел. Портить отношения не хочет, предпочитает не судить никого. У настоятеля есть телефон главного человека в поселке. Тот обещал подумать насчет помощи храму. Отец Георгий говорит, что люди сложнее и интереснее, чем кажутся. Вот есть у них там, в поселке компании, мужичок, который отвечает за электропроводку и сантехнику. По деревенским меркам, получает он немало, и главная церковная активистка тетя Маша Симонова обратилась к нему: мол, ты б пожертвовал на храм-то. Тот посмотрел на нее и молвил: «А я здесь не прописан!» Но прав отец Георгий, когда не торопится судить людей. Недавно этот мужичок пришел и принес кусок силового кабеля для электропроводки:«Вот, может, пригодится…»
Вообще коренное население отнеслось к открытию храма очень заинтересованно (хотя и дачники сюда ходят).Три бабушки — уже упомянутая тетя Маша, Анна Филиппова и Марфа (фамилии ее отец Георгий не знает)- не пропускают служб даже зимой, в мороз. Недавно тетя Маша обошла наш поселок — собирала на храм. И это, говорит настоятель, не в первый раз, в других дачных кооперативах она тоже побывала. Самая большая сумма, которую удалось собрать, — четыре тысячи рублей. Их отец Георгий заплатил своим хористкам, московским студенткам. Рассудив, что хоть бабушки и помнят молитвы, но голоса у них уже не те, а «качество богослужения» очень важно.
Бедность тут несказанная. Настоятель неохотно крестит людей, потому что в храме купели нет. Она стоит 13 тыс. руб., их еще накопить надо. Но бывает, что отказать человеку просто невозможно.
Нынче на Троицу пришел парень, рассказал всю свою жизнь — и получилось, что ему непременно надо креститься, и именно сегодня. Пошел с ним отец Георгий на соседний пруд. Холодно было, начало июня, народ не купался, только рыбак какой-то на мостках стоял.
— И как рыбка ловится? — спрашивает батюшка.
— С утра стою и ни одной не поймал.
— А можно здесь окрестить человека?
Потому что, раз уж все равно рыба не ловится, мы вам не помешаем…
Помолились они вместе, потом вошли в воду — батюшка во всем облачении окунул крещаемого три раза с головой. Нарочно потом спрашивал — не простудился ли тот.
Нет, не простудился. Четверых он вот так окрестил. И иконы в церкви не покупные — народ их приносит. Четыре из них — чудесно спасенные, из порушенного храма. Одну принесла тетя Маша, но как она у нее оказалась, настоятелю все недосуг спросить.
Он даже приблизительно не знает, сколько нужно средств на то, чтобы восстановить храм в его прежней красе, но верит, что это непременно произойдет. И тем быстрее, чем больше народу будет собираться в кирпичных руинах. Настоятель говорит о культурном значении этой церкви, снисходя, видимо, к моей интеллигентской суетности и верхоглядству.
Но храм имеет огромный духовный смысл. Ведь отчего пришли сюда такие занятые деревенские люди? Здесь — единственное место на земле, где к ним относятся как к людям, а не как к неким функциям.
Ведь как было? Сначала вкалывали они как труженики колхозных полей, догадываясь, конечно, что их дурят. Потом стали снабжать молоком и яйцами дачников и убирать богатые особняки. То есть всю жизнь были обслугой. А тут они — люди. Может, эти олигархи потому и прячутся за заборами, что и их все воспринимают только как некие функции — функции деньгодавания. Они как люди, люди с душой, как и наша
надорванная жизнью тетя Катя, никому не нужны. И это они, конечно, поймут — не самые глупые ведь люди. Вообще и тут парадокс: бедность церкви создает ситуацию, при которой отец Георгий имеет возможность заниматься каждым из своих прихожан сколько душа просит — и это, согласитесь,в наше время роскошь. Ведь в Москве, скажем, на каждого православного батюшку приходится до тысячи жаждущих понимания, утешения, спасения. А тут от Москвы в часе езды на машине тебя готовы принять,выслушать, душевно поддержать.
Муж моей бывшей сослуживицы, в чьем доме мы познакомились с отцом Георгием, сказал удивительно точную вещь: «Я ехал сегодня по деревне, когда служба шла, огонёчки горели, и подумал, что вот так, наверное, молились первые христиане в римских катакомбах на Аппиевой дороге».